На борту легендарной К-19

СВОИМИ воспоминаниями о легендарном подводном судне, особенностях работы моряков-подводников Владимир Аристархович делится с читателями «Родной земли»:

– Я был призван в армию в 1964 году. Одновременно с повесткой пришёл и вызов в институт, но от армии меня не осво-бодили. Из Кстовского военкомата направили в Дзержинск, где я попал в эшелон, направлявшийся в Северодвинск. В этом городе находилась основная база, где новобранцев распределяли на места несения службы.

Нам измерили давление, и тех, у кого оно не в норме, списывали на надводный флот. Я был направлен в школу подводного плавания, где отучился девять месяцев. А потом – на подлодку К-19.

– Первые впечатления о знакомстве с субмариной помните?

– В то время это была самая мощная и большая подводная лодка не только в Советском Союзе, но и во всём мире: длина 114 метров, высота – 16, обладала скоростью в 36 узлов, то есть почти 70 километров в час.

Меня сразу закрепили за старшиной, он провёл по К-19 экскурсию, показал, что и как. Лодка только что вышла из ремонта. Изнутри не видно, какая она огромная. Там отсеки, всё компактно расположено, везде приборы, узкие проходы. Наш четвёртый отсек был ракетным. На борту находились три баллистические ракеты по 20 тонн каждая, 16 метров в высоту и два в диаметре. Ракета могла нести и атомную боеголовку.

До сих пор помню старт двумя ракетами. Процесс этот сложный: после первого старта лодку нужно удержать строго на глубине 50 метров, чтобы под ракетой не пропало воздушное пространство, иначе старт будет невозможен. Если к работающему двигателю ракеты подойдёт вода, может быть гидравлический удар, который разломит лодку. Когда первая ракета вышла, лодка стала легче на 20 тонн. Со стартом второй возникли сложности, из-за чего мог быть срыв запуска. Я добавил воздух высокого давления в воздушное пространство, вода ушла, двигатель ракеты заработал, и она вышла из шахты. За это я получил поощрение.

Нас тогда, согласно морской традиции, встречали жареным поросёнком. Так делали всегда, когда лодка возвращалась с торпедирования.

Был случай, когда на погружении заклинило рули и лодка пошла ко дну. 200, 210, 300, 350 метров – следим за показаниями глубиномера, располагавшегося в каждом отсеке. Лодка затрещала, везде зашипело, где были какие-то щели – из них фонтаны воды, испарение, всё в тумане. Правильные действия капитана и боцмана позволили избежать беды, иначе лодка могла затонуть.

– В таком случае, у вас были бы шансы выжить?

– Теоретически. И смотря с какой глубины. Мы, конечно, тренировались, я выходил с 50-ти метров, свыше 100 уже не выйдешь, особенно в северных морях.

– Владимир Аристархович, сколько человек было в экипаже К-19, когда Вы на ней служили?

– 115 человек. Служили в населённом пункте Сайда Губа, что при выходе из Кольского залива. Там была база подводных лодок с электростанцией, которая давала подлодкам ток, чтобы не гонять их реакторы. Два месяца мы стояли на Ура-Губе на боевом дежурстве.

Когда я демобилизовался, нашу лодку поставили на ремонт в г. Полярный. Вот тогда-то я и увидел К-19 в полный рост, оценил её размеры. Я по сравнению с ней был как муравей!

Был прикомандирован и на другую субмарину, обучал электромехаников резервного экипажа, который имелся на каждой лодке.

– Интересен момент погружения…

– Когда подлодка опускается, слышно, как выходит воздух из цистерны, вода бурлит, а внутри тишина. В самой лодке чисто, там дневной свет, вдоль борта двухэтажные койки, пресной воды достаточно. Нам выдавали разовое бельё, которое через неделю шло на тряпки. Была и спецроба РБ (радиационная безопасность), её с лодки выносить категорически запрещено. На лодку шли в простой форме, переодевались в РБ, с собой – счётчик Гейгера, его отдавали при выходе. Если человек набирал много рентген, его списывали.

– Вас хорошо кормили?

– На убой! Готовил старший матрос. Давали воблу, шоколад, печенье, компоты различные, соки, варенья – это лежало в отсеке. Когда шли в поход, то набивали во все углы. На завтрак яйцо, сыр, сливочное масло, белый хлеб, кофе. На обед первое, второе, третье, на ужин тоже. В девять вечера были «чаи».

– Вы поддерживаете связь с сослуживцами?

– Поначалу мы переписывались, один парень с Подмосковья был, другой из Казани. Держал связь с командиром Дмитрием Дмитриевичем Федецовым, в честь него я назвал старшего сына. Хороший был командир, служил потом на 16-ракетной лодке, меня звал сверхсрочником, я не поехал. Командир писал, что многие офицеры ходатайствовали, чтобы К-19 сделать музейной, как К-11 (субмарина времён Великой Отечественной войны), находившаяся в г. Полярный. Но не разрешили, отправили в металлолом. Жалко.

– Владимир Аристархович, 19 марта у Вас праздник – День подводника, отмечать будете?

– У меня много дат: День Военно-Морского Флота, День ракетчика, я же ракетчик, и 23 февраля. Для меня – это День Советской Армии и Военно-Морского Флота.

Елена МОКЕЕВА

Фото из архива В. А. Егорова

На снимке: Владимир Аристархович Егоров крайний слева.