Без детства

В концлагере

Кинохроники, фотографии 1941-1945 годов, отображающие зверства фашистов, смотреть невыносимо. Особенно тяжело воспринимать издевательства нацистов над детьми, когда их, маленьких, плачущих, безжалостно выдирали из материнских рук, увозя в неизвестность. Так случилось с Иваном Евстафьевичем, когда в начале войны, его, шестилетнего мальчишку, разлучили с семьёй.

Станиславская, ныне Ивано-Франковская область. Украина. Семью Сосновских, мать, отца, ребятишек, в числе многих и многих их соотечественников в товарных вагонах отправляют в Германию.

- По прибытии на станцию русских, украинцев и евреев немцы «рассортировали» на группы, - вспоминает Иван Евстафьевич. - Мою семью забрал помещик. Там отец трудился в поле, мать на кухне, брат с сестрой тоже работали, а я четыре года провёл в концлагере.

Маленькому Ване, конечно, было страшно: из всей еды только брюква с водой, на ногах, как у всех малолетних узников, деревянные калоши, вместо матраца — соломенная подстилка в бараке и нестерпимая тоска по маме...

Фашисты ставили на детях эксперименты: брали кровь, клеймили бессильные, исхудавшие тельца малышей жгучим железом там, где придётся, кому на руке, кому на лбу.

В памяти Ивана Евстафьевича запечатлелись картины казни евреев, когда, выстроив их в ряд у огромной ямы, немцы открывали по беззащитным людям автоматные очереди. А ещё отправляли «в баню», выдав мыло и полотенца. С «помывки» люди уже не возвращались...

Начальник концентрационного лагеря, в котором находился Ваня Сосновский, над детьми не издевался, как это делали многие его коллеги, прикладом автомата не бил. Детей жалел, видимо, у самого была семья. Изредка немецкий офицер даже давал ребятишкам шоколадки.

- Нас освободили союзники, ворота концлагеря открылись, и... кто куда! Волей судьбы я соединился со своей семьёй и тоже оказался в доме немецкого помещика, в котором жили мои родные. У меня там было своё задание, я водил слепого дедушку, отца хозяина. Перед приходом советских войск семья помещика уехала на запад страны, оставив слепого старика в доме, а мы перебрались в лес. В тот дом тогда попала бомба, старик погиб.

Домой, в Станиславскую область Сосновские возвращались через Чехословакию, Польшу. Главное — все вместе, все живые.

В тылу

Когда началась война, Мария Михайловна перешла в восьмой класс Малопицкой школы. Многие из её ровесников тогда бросили учёбу, и из трёх предполагаемых восьмых классов остался всего один.

Она хорошо помнит, как в село привезли эвакуированных из блокадного Ленинграда детей:

- Нашим матерям сказали: назавтра собираться за блокадниками в Суроватиху. Тогда поехали четыре или пять подвод, устланных соломой да старенькими одеялами. А мы всё бегали и ждали, когда же привезут детей. И вот их привезли. Какие же они были худенькие, страшненькие, в шишках, болячках, настолько ослабшие, что самых маленьких, лет 4-5, мы помогали вносить в детский дом. К приезду там всё уже было готово.

Местные ребятишки с приезжими сдружились. А родители малопицких помогали кто чем сможет.

- У моей старшей сестры было три подружки-блокадницы, одну из них, помню, звали Таня Бычкова. Мы их то морковью, то ягодами угощали. Самих нас спасло то, что папа мельником работал, у нас было немного зерна.

До конца войны все дети так и прожили в Малой Пице, потом разъехались: вернулись в Ленинград, поступили на учёбу, работу. Но на юбилейные встречи выпускники детского дома приезжали, навещали его директора Елену Васильевну Кузьмичёву.

Пока отцы сражались с врагом, малопицкие ребятишки, как могли, помогали своим матерям: косили, жали, чего только не делали. В Малой Пице, как и в тысячах сёл по всей многострадальной стране, остались женщины да старики.

Когда провожали на фронт папу, Михаила Андреевича Булаева, Маша плакала навзрыд так, что даже плохо стало. Тогда отец, соскочив с повозки и встряхнув её крепкими руками, привёл в чувство.

И как же ликовала Маша, когда после долгих, томительных дней ожидания она, наконец, увидела папу, идущего по дороге. В родное село возвращался солдат-победитель.

Елена МОКЕЕВА